Да Хобсон и сам не чужд мессианству — с таким пылом он утверждает, что все наши эмоции, воспоминания и мысли суть простые отражения той морзянки, которую выстукивают в мозгу электрохимические импульсы. И никогда это не проявляется так очевидно, считает он, как в момент перехода от сна к бодрствованию, когда физиологические изменения в мозге очевидно ведут к изменениям в природе мышления и восприятия.
«Те, кто возражает против моих идей, в той или иной степени считают, что личность, “я” — это нечто отдельное и качественно отличное от тела. Да, нам трудно представить, каким образом сознание возникает в мозгу, но еще труднее представить, как оно возникает безотносительно к чему-либо — если только вы не верите в Бога, который управляет душами и забирает их к себе. Мысль о том, что мозг и сознание едины, противоречит религии, но отнюдь не умаляет чуда жизни», — говорит Хобсон.
К счастью для Хобсона, эти вопросы интересовали и двух других известных ученых, которые как раз в этот период — в 1980-х — составляли программу финансирования такого типа исследований. «Комплекс сознание—тело» придумали разработчик первой вакцины против полиомиелита Джонас Солк и нобелевский лауреат по физике Марри Гелл-Манн. Оба были членами правления фонда Макартуров [11], который как раз подыскивал долговременные и новаторские проекты, над осуществлением которых трудились бы представители самых разных областей науки. Хобсон был первым в группе из трех ученых: они должны были встречаться четыре-пять раз в год для мозгового штурма и обмена информацией. «Полагаю, Гелл-Манн и Солк надеялись, что если им удалось успешно справиться с проблемами физики частиц и инфекционного заболевания, то нашей группе уж точно удастся решить проблемы связи между душой и телом, — говорит Хобсон. — Помню, как мы с Марри сидели друг против друга в Чикаго и я объяснял ему, какого рода исследования веду и чего хотел бы добиться, а он ответил, что это именно то, чего хотели бы и они».
Начиная со второй половины 1980-х фонд Макартуров в течение десяти лет финансировал исследования Хобсона, направленные на определение характеристик сознания в процессе сна и соотнесения их с определенными физиологическими состояниями дремлющего мозга. Если вам снится, что вы пытаетесь бежать, но ноги вязнут в зыбучем песке, то происходит это потому, что, согласно исследованиям Хобсона, ваши контуры двигательной активности вдруг получили хаотичные сигналы от мозгового ствола. Эти контуры, или цепи, приказывают телу бежать, но, поскольку ствол головного мозга не позволяет сигналам достичь ножных мышц, эти ощущения трансформируются в сон, в котором вы пытаетесь бежать, но ничего не получается, — вы сооружаете соответствующий своим ощущениям сюжет.
Совершенно очевидно, что многие сновидения сопровождаются сильными эмоциями, поэтому группа Хобсона занималась и испытываемыми во сне чувствами и пришла к выводу: в 70 процентах случаев сновидения сопровождаются всего лишь тремя эмоциональными состояниями: наиболее часто встречается беспокойство, затем идет восторг, радость, и третья эмоция — гнев, злость. Другие эмоции, такие как чувство любви и эротического влечения, стыд, вина, встречались в сновидениях гораздо реже — каждая составляла около пяти процентов случаев. Это также согласовывалось с теорией Хобсона, потому что химические изменения во время REM, спровоцированные стволом головного мозга, стимулировали эмоциональные системы мозга, в особенности амигдалу, миндалевидное тело, которое отвечает за реакцию борьбы или бегства. Когда вы наяву испытываете беспокойство, страх или впадаете в бешенство от того, как ведут себя на дороге другие водители, ваше миндалевидное тело работает на полную катушку — точно так же, как когда во сне за вами гонится нечто ужасное или когда вы являетесь на выпускной экзамен, зная, что по этому предмету ничего не знаете.
Хобсон также сконцентрировался на том, что он считал еще одной определяющей чертой сновидений: их причудливость, непоследовательность, экстравагантность. С какой стати сон начинается в номере парижской гостиницы, затем вдруг вы попадаете в подземную пещеру, странным образом похожую на комнату, в которой жили, когда учились в колледже? Почему вы упорно и безуспешно ищете в собственной спальне фотоальбом, а затем без всякого перехода оказываетесь в космическом корабле вместе с другом детсадовских времен? По Хобсону, сновидения по природе своей непоследовательны, поскольку та часть мозга, которая в состоянии бодрствования отвечает за внимание, логические связи и трезвое понимание действительности, во время сна работает с большими перебоями. Так что сновидения по определению нелогичны, это нечто вроде потери разума.
«То, что мы наблюдали, и то, что мы хотели видеть, было предопределено нашими тогдашними знаниями, мы были практически уверены в том, что сновидения в основном приходятся на стадию REM», — говорит Хобсон.
Да, во время быстрого сна мозг производит наиболее яркие, детальные повествования, однако другие исследователи находили доказательства того, что сновидения могут посещать нас и в другие стадии сна.
Ученые, которые изучали сон за пределами REM, пришли к выводу, что люди видят сновидения не только в течение тех двух часов, которые приходятся на фазы REM: мы видим их все восемь часов сна, просто они несколько иные: то они похожи на процесс мышления, аналогичный тому процессу, который характерен для бодрствования, то, напротив, еще более похожи на галлюцинации. Схожее со сном галлюцинаторное состояние посещает нас порою и во время бодрствования, когда мы отрешаемся от того, что видим и слышим. Короче говоря, эти ученые выдвинули теорию о том, что в создание сновидения вовлечены более высокоразвитые, ответственные за мышление части мозга и что граница между бодрствованием и сном может на самом деле быть весьма зыбкой.
Хобсон настаивал на своем убеждении в том, что сновидение по самой своей природе галлюцинаторно — в этом убеждении его поддерживали проводимые его сотрудниками эксперименты, призванные выявить четкие различия процессов мышления в период бодрствования и во время сновидения. Они снабдили испытуемых пейджерами, чтобы можно было периодически и без предупреждения связываться с ними и получать информацию о том, что они думают в данный момент, независимо от того, где испытуемый находился — в вагоне метро или на рабочем месте. По ночам же испытуемые надевали «ночные колпаки» с той же целью получения отчетов об их снах как в период REM, так и в другие периоды. Таким образом было получено 1800 пригодных для исследования отчетов, которые раздали независимым экспертам, чтобы они провели их обработку в соответствии с различными характеристиками, включающими уровень эмоций, качество мышления, непоследовательность. По сравнению с обычным состоянием бодрствования в фазе REM (с переходом через стадию засыпания) частота появления мыслей понижалась в четыре раза, а частота галлюцинаций возрастала в десять раз.
О том, что сновидения посещают нас и за пределами стадии REM, психолог Дэвид Фолкс говорил еще за десять лет до публикации теории Хобсона и Маккарли. Фолкс занимался своими исследованиями в Чикагском университете, и первый же его эксперимент стал основой для докторской диссертации, которую он защитил в 1960 году. Поначалу Фолкс придерживался широко распространенного убеждения, что сновидения случаются исключительно в фазе быстрого сна, однако его интересовало, когда именно в этот период человек начинает видеть сны — с самого начала фазы или спустя какое-то время. Для абсолютной надежности эксперимента он будил испытуемых до того, как электроэнцефалограф сигнализировал о наступлении фазы REM, и спрашивал о том, что происходило в их сознании, если вообще что-то происходило. К его немалому удивлению оказалось, что более чем в 50 процентах случаев испытуемые говорили о том, что видели сны — еще до того, как вступали в первую фазу REM. В более поздних исследованиях процент отчетов о REM-подобных сновидениях в стадии засыпания вырос до семидесяти. «Я оставил попытки выяснить, как и в каком именно месте REM начиналось сновидение, потому что я не мог найти ту точку, в которой сновидение прекращалось», — говорит Фолкс.
